Том 2. Рассказы 1889-1903 - Страница 38

— Да нет же!.. Такой умник, а не умеет отличить простого человека от непростого.

— Кто это тебе сказал?.. Да я у тебя в костях и то все вижу… А что спросил, так это так себе, на всякий случай. Так ты говоришь: какой человек мельник?

— Эге!

— Так себе человек: не высокий, не низкий… из небольших середний.

— Э, не то ты говоришь!..

— Не то? А что бы такое еще тебе сказать?.. Может, хочешь знать, где у него бородавка?

— Ты, я вижу, любишь морочить, а мне некогда. Скажи попросту: хороший мельник человек или плохой?

Солдат опять пустил изо рта целый хвост дыма и сказал:

— А ты-таки скорый человек, любишь кушать, не разжевавши.

Чорт вылупил глаза, а у мельника от радости запрыгало сердце.

«Вот язык, так язык, — подумал он. — Сколько раз я желал, чтобы он у него отсох, а он вот и пригодился, — смотрите, как чертяку отбреет!..»

— Любишь кушать не разжевавши, я тебе говорю! — строго повторил солдат. — Так тебе и скажи: хороший человек или нет? Для меня, вот, всякий человек хорош. Я, брат, из всякой печи хлеб едал. Где бы тебе подавиться, а я и не поперхнусь!.. Э, что ты себе думаешь: на дурака напал, что ли?

«Вот так, вот-таки так его, — сказал про себя мельник и даже подпрыгнул от радости. — Я не я буду, когда у него чорт через полчаса не станет глупее овцы! Я на крылосе читаю, что никто слова не поймет… так оттого, что скоро. А он вот и тихо говорит, а подя — пойми, что сказал…»

Действительно, бедный чорт заскреб в голове так сильно, что мало не стянул шапки.

— Постой-ка, служба, — сказал он. — Что-то, видится, мы с вами едем-едем, да не доедем. Не в тот переулок завернули…

— Не знаю, как ты, а я из всякого переулка выеду. — Да ведь я у вас спрашиваю: хороший мельник человек или нет, а вы куда меня завезли?

— А дай же я у тебя спрошу; вода хороша или нет?

— Вода?.. А чем же плоха?

— А когда есть квас, тогда от воды отвернешься, — нехороша?

— Пожалуй, нехороша.

— А когда стоит на столе пиво, так тебе и квасу не надо?

— Вот и это правда.

— А поднеси чарочку горелки, и на пиво не поглядишь?

— Так-то оно так…

— Вот то-то и оно-то!

Чорта ударило в пот, и из-под свитки хвост у него так и забегал по земле, — даже пыль поднялась на плотине. А солдат уже вскинул палку с сапогами на плечи, чтоб идти далее, да в это время чертяка догадался, чем его взять. Отошел себе шага на три и говорит:

— Ну, идите, когда так, своею дорогой. А я тут обожду: не пойдет ли, случаем, солдат Харитон Трегубенко. Солдат остановился.

— А тебе на что его?

— Да так!.. Говорили, солдат Трегубенко — умный человек: может ввести и вывести. Я и подумал, не вы ли это сами будете. А вижу, нет! С вами путаешься кругом, а на дорогу никак не выедешь…

Солдат поставил сапоги наземь.

— А ну, спроси у меня еще.

— Э, что тут и спрашивать!

— А ты попробуй.

— Ну, вот что. Скажи мне: кто был лучше — Янкель-шинкарь или мельник?

— Вот так бы и говорил сразу, а то не люблю таких людей, что подле самого мосту ищут броду. Иному человеку лучше десять верст исколесить проселками, чем одну версту прямою дорогой. Вот и я тебе сейчас все толком, по пунктам, как говорится, скажу: у Янкеля был шинок, а у мельника — два.

«Э, что-то уж и не так заговорил, — подумал с горестью мельник. — Пожалуй, об этом лучше бы и не заговаривать…»

А солдат говорит дальше:

— У Янкеля я ходил в лаптях, а тут у меня и сапоги выросли…

— А откуда они выросли?

— Хе, откуда!.. В нашем деле все так, как в колодце с двумя ведрами: одно полнеет, другое пустеет, — одно идет кверху, другое книзу. У меня были лапти, — стали сапоги. А погляди ты на Онанаса Нескорого: был в сапогах, теперь стал босой, потому что дурень. А к умному ведро приходит полное, уходит пустое… Понял?

Чорт слушал внимательно и сказал:

— Постой! Кажется, подъезжаем помаленьку, как раз куда надо.

— То-то! Я про то и сразу тебе говорил! Назови ты мне Янкеля хоть квасом, так мельник будет пиво, а если б ты подал мне доброго вина, то я бы и от пива отступился…

У чорта кончик хвоста так резво забегал по плотине, что даже Харько заметил. Он выпустил клуб дыму прямо чорту в лицо и будто нечаянно прищемил хвост ногою. Чорт подпрыгнул и завизжал, как здоровая собака: оба испугались, у обоих раскрылись глаза, и оба стояли с полминуты, глядя друг на друга и не говоря ни одного слова.

Наконец Харько посвистал по-своему и сказал:

— Эге-ге-ге-е! Вот штука, так штука…

— А вы как думали? — ответил чорт.

— Вот вы какая птица!

— А вот, как меня видите…

— Так это вы, значит, того… в прошлом годе?..

— Ага!

— А теперь… за ним?

— Ну, ну… Что скажете?

Харько затянулся, пыхнул дымом и ответил:

— Бери! Не заплачу… Я человек бедный, мое дело — сторона. Сяду себе с люлькой у шинка, буду третьего дожидаться.

Чорт опять загрохотал, а солдат закинул сапоги на спину и пошел скорым шагом. А как проходил мимо купы яворов, то мельник слышал, что он бормочет:

— Вот оно что: одного унес, за другим прилетел… Ну, моя хата с краю!.. Засватал чорт жида, — мельнику досталось приданое; теперь сватает мельника, а приданое — мне. Солдат кому ни служит, ни о ком не тужит. Выручка на руках, — пожалуй, можно и самому за дело приняться. Не станет теперь Харька Трегубенка, а будет Харитон Иванович Трегубов. Только уж я не дурак: ночью на плотину меня никакими коврижками не заманишь…

И стал подыматься на гору.

Оглянулся мельник кругом: а кто ж ему теперь поможет? — нет никого. Дорога потемнела, на болоте заквакала сонная лягушка, в очеретах бухнул сердито бугай… А месяц только краем ока выглядывает из-за леса; «А что теперь будет с мельником Филиппом?..»